Вера в сверхъестественные
существа, духов, но могла бы иметь такую длительную историю, вплоть до наших
диен, если бы не свидетельства людей, “видевших” духов. Давайте, читатель, в
этой главе попробуем разобраться в вопросе, как возникают подобные
видения. “Я учительница русского языка и
литературы. Мне нередко приходится работать допоздна. Однажды, время было далеко
за полночь, я закончила проверку сочинений и сидела в раздумье. На душе было
тревожно. Внезапно почувствовала, что у меня за спиной кто-то появился и
пристально наблюдает за мной. Я его чувствую, но не вижу. Мне стало страшно. Я
быстро встала, повернулась — мираж исчез. Через несколько дней, при аналогичных
обстоятельствах “невидимка” вновь появился, и в течение 15—20 минут я
чувствовалаприсутствие в комнате постороннего человека. В общем, мистика
какая-то. Я понимаю, что все это глупости. Но как объяснить то, что со мной
происходит?”
Из письма
читательницы.
Такое психическое
состояние “присутствия кого-то”, не воспринимаемого ни зрением, ни слухом,
мистики давно используют для доказательства бытия “святого духа”. Так, например,
крупный американский психолог, философ-идеалист, один из основоположников
прагматизма У. Джемс в фундаментальной работе “Многообразие религиозного опыта”,
в главе “Реальность невидимого” приводит самонаблюдение людей, испытавших
чувство “духо-общения”. Вот одно из них: “Однажды ночью, стараясь заснуть, я
вдруг ощутил чье-то присутствие в комнате. И странная вещь, я как будто знал,
что это не было живое лицо, а скорее дух... Я не могу лучше определить моего
ощущения, как назвавши его чувством чьего-то духовного присутствия. Я испытал в
то время сильный суеверный страх, как если бы должно произойти нечто страшное и
наводящее ужас”. Отвлечемся на минуту от этого
текста и выясним, что же такое мистика. Мистика в переводе с греческого —
таинственный обряд, таинство. Мистически настроенные люди считают, что за
воспринимаемым зрением, слухом, осязанием и другими органами чувств материальным
миром скрыт иной, потусторонний мир, который открывается человеку
непосредственно, сверхчувственно при особых (мистических) состояниях. По их
мнению, общаться со сверхъестественными силами (духами) можно только в состоянии
экстаза, наития, озарения, откровения, которое трудно объяснить, его можно
только пережить. Из приведенного самонаблюдения
видно, что ощущение “присутствия кого-то” в комнате человек безусловно
религиозный интерпретирует как посещение его духом. И относит это состояние в
разряд мистических. В этой же работе Джеме приводит
самонаблюдение своего товарища, который, как можно заключить из контекста,
интересовался психологическими проблемами, но стоял на материалистических
позициях: “Я уже был в постели и вдруг почувствовал, как что-то вошло в мою
комнату и остановилось у постели. Я познал это без помощи моих обычных органов
чувств; вместе с тем я был потрясен особым ощущением, невыразимо гнетущего
характера... Несомненно, нечто было возле меня, и в его присутствии я меньше
сомневался, чем в существовании людей, состоящих из плоти и крови. Невзирая на
то, что оно казалось мне чем-то схожим со мной, т. е. заключенным в какие-то
границы, оно мне не казалось ни индивидуальным существом, ни
личностью”. В комментарии, сделанном автором
книги по поводу этого самонаблюдения, говорится; “Как ни странно, но мой друг не
истолковал это переживание как свидетельство о присутствии божием, хотя было бы
совершенно естественно усмотреть здесь откровение бытия
божия”. Но если это не духи, явившиеся из
потустороннего мира, то кто же они — эти
“призраки-невидимки”? Как бы ни интересны были
приведенные нами самонаблюдения людей, переживших “мистическое” присутствие
“невидимок”, “духов”, они не дают информации для объяснения механизмов
возникновения этих необычных психических состояний. Их раскрытие с научной
достоверностью оказалось возможным в экспериментах, целью которых являлось
изучение особенностей психической деятельности людей в таких экстремальных
условиях, как космический полет, длительное подводное плавание и т.
д. В наших исследованиях, проводимых совместно с
психиатром кандидатом медицинских наук О. Н. Кузнецовым, в одном из
экспериментов в условиях сурдокамеры (от латинского слова “сурдо” — глухой)
испытуемый Т. сообщил, что на десятые сутки у него появилось странное и
непонятное для него ощущение “присутствия постороннего в камере”, находившегося
позади его кресла и не имеющего определенной формы. Т. логически не мог
объяснить причину возникшего особого психического состояния и ответить на
вопрос: кто это был — мужчина или женщина, старик иди ребенок. Его ложное
восприятие не опиралось на зрительные или слуховые ощущения. Правда, испытуемый
отмечал, что в тот день он был в подавленном, тревожном настроении, не мог найти
себе занятие в часы, отведенные для активного отдыха, и поэтому просто сидел в
кресле. Его сообщение об эмоциональной напряженности объективно подтверждалось
наблюдением за ним с помощью специальной аппаратуры, которая “регистрировала”
ряд физиологических функций (частоту пульса и дыхания и
ДР.). Аналогичное переживание возникло у французского
спелеолога М. Сифра во время двухмесячного одиночного пребывания в пещере. В
конце эксперимента он стал ощущать, что помимо него кто-то незримый присутствует
в пещере и постоянно преследует его. Сифр заметил, что “преследователь” появился
в тот момент, когда у него развился немотивированный
страх. Если мы проанализируем самонаблюдения,
заимствованные из работы Джемса, то отчетливо увидим, что “невидимка”, “дух” и
“нечто” появились при развитии, так же как у испытуемых Т. и Сифра,
эмоциональной напряженности, тревожности. Одной из
причин появления эмоциональной напряженности в условиях экспериментальной
изоляции является прекращение воздействия привычных звуковых, световых,
температурных и других раздражителей, нарастающая астенизация (истощение)
нервной системы по мере увеличения времени пребывания в
изоляции. Английский философ-материалист Томас Гоббс
еще в XVII веке писал, что “постоянный страх, сопровождающий человечество,
пребывающее как бы во мраке благодаря незнанию первопричин, должен иметь
что-либо в виде объекта, и когда человек не видит ничего, чему бы он мог
приписать свое счастье или несчастье, он приписывает их невидимым силам”. То,
что “немотивированный” страх, настороженность обнаруживают стойкую тенденцию к
объективизации, в последующем было подтверждено в многочисленных экспериментах.
Например, Сифр в своем дневнике писал: “В пропасти я один, мне нечего бояться
встречи с человеком или каким-нибудь зверем” Тем не менее, необъяснимый, дикий
страх порой охватывает меня. Он подобен живому существу, и я невольно его
одухотворяю, я ощущаю за спиной чье-то
присутствие”. Объективизации, одухотворению
тревожности в присутствии “невидимок”, “преследователей”, “посторонних”, “духов”
способствует следующее обстоятельство. Записи
биотоков мозга показывают, что в условиях изоляции в сурдокамере, в пещере и т.
д. в коре полушарий головного мозга развиваются гипнотические фазы. Первая фаза
гипнотического состояния — уравнительная примечательна тем, что сильные и слабые
раздражители вызывают одинаковую реакцию организма, тогда как в нормальном,
бодрствующем состоянии сильный раздражитель вызывает более энергичный ответ по
сравнению со слабым. За ней следует парадоксальная фаза, когда слабый
раздражитель может вызвать сильный эффект. А затем наступает третья фаза —
ультрапарадоксальная, при которой характер ответа организма меняется:
положительный раздражитель, ранее вызывавший возбуждение и активную реакцию,
теперь, наоборот, приводит к торможению, а тормозные раздражители вызывают
возбуждение. Собаке при развитии ультрапарадоксальной
фазы подают пищу, т. е. возбуждают ее к положительной деятельности — еде, она
отворачивается, пищу не берет. Когда еду убирают, т. е. возбуждают отрицательно—
к задерживанию деятельности, к прекращению еды, она тянется к
пище. Особенно ярко эта закономерность обнаруживается
у больных с симптомом негативизма. Когда такому больному протягивают руку, чтобы
поздороваться, он прячет свою за спину или просто отдергивает. Когда руку
убирают, он тянется здороваться. Этот закон взаимной индукции противоположных
действий приложим и к противоположным представлениям (связанным с определенными
структурами нервных клеток), составляющим ассоциативные
пары. Наши понятия связаны по ассоциации с
противоположными им: счастье — несчастье, добро — зло, рай — ад, бог — черт и т.
д. Но когда в центральной нервной системе начинает развиваться
ультрапарадоксальная фаза, то сколько-нибудь сильное возбуждение одного
представления индуцирует (вызывает и усиливает) противоположное. “В пропасти
(сурдокамере) я один, и что-то вызвало тревогу”,— рассуждает про себя человек.
Представление “Я один” при развитии ультрапарадоксальной фазы сразу же
индуцирует противоположное — какой-то человек проник в пропасть (сурдокамеру),
находится в ней и наблюдает за испытуемым. Если мы
опять обратимся к анализу самонаблюдений нашей читательницы, а также к примерам,
приведенным Джемсом, то увидим, что “невидимки”, “духи” и “нечто” возникли
ночью, когда люди находились в расслабленном состоянии. Учитывая законы
биоритмов смены бодрствования и сна в строго определенные периоды суток, можно с
большой долей вероятности утверждать, что у этих людей в коре полушарий
головного мозга наличествовали все гипнотические
фазы. Одной из особенностей рассматриваемых нами
необычных психических состояний, на которую обращают внимание мистики, является
то, что “кто-то” (дух) непосредственно переживается человеком. На то, что это
“дух”, по их мнению, указывает его
бестелесность. Возникает вопрос, почему при
эмоциональном напряжении и развитии гипнотических фаз у некоторых людей
формируются представления о бестелесных “духах”, “невидимках”, “посторонних”,
“преследователях” и т. д. Ответ на него можно найти, обратившись к учению о
психофизиологической организации человека. На
основании многочисленных наблюдений и исследований И. П. Павлов пришел к выводу,
что всех людей в принципе можно условно разделить в а два типа — художников и
мыслителей. У первого типа преобладает первая сигнальная система, у второго —
вторая. Первая сигнальная система — это форма непосредственного отражения
действительности в виде ощущений и восприятии. Речь, благодаря которой
осуществляется абстрактное мышление, по Павлову, представляет собой вторую
сигнальную систему. Слово, с одной стороны, удалило нас от конкретной
действительности, с другой — именно слово сделало нас людьми. Но потребовались
многие десятилетия кропотливой работы клиницистов, физиологов, психологов, чтобы
дать анатомическое обоснование этому гениальному научному
открытию. В середине прошлого века в клинику
французского хирурга П. Брока поступило двое больных, которые утратили
способность к речи. Пациенты вскоре скончались. На вскрытии Брок обнаружил, что
у них были поражены одинаковые зоны левого полушария, которые в последующем
классифицировались, как моторные центры речи и названы именем
Брока. Открытие Брока потрясло научный мир и вызвало
поток специальных исследований на животных и наблюдений за больными. Немецкий
психиатр и нейроанатом К. Вернике нашел в височной области левого полушария
центр, связанный с восприятием речи. При его поражении больные утрачивали
способность понимать слова и писать под диктовку. Причем восприятие шумов,
музыки и других звуковых раздражителей полностью сохранялось. Этому сенсорному,
т. е. чувственному, отделу мозга было присвоено имя Вернике. Благодаря
дальнейшим исследованиям выяснили, что левое полушарие связано не только с
речью, но и со словесной памятью и абстрактным мышлением, что оно управляет
мышечной деятельностью правой половины тела, а правое полушарие — мышечной
деятельностью левой. В течение 100 лет после открытия
центров речи Бреком и Вернике считали, что правое полушарие “немое”. Кроме
двигательных центров левой половины туловища, не удавалось обнаружить никаких
больше зон. Поэтому при операциях на правом полушарии хирурги не боялись удалять
значительные участки коры головного мозга. Однако
ученые давно предполагали, что у человека должны в коре полушарий головного
мозга существовать сенсорные зоны, ответственные за отдельные восприятия,
ощущения. Эти догадки получили свое подтверждение в операционной известного
канадского хирурга двадцатого столетия У. Г.
Пенфильда. Во время одной из очередных операций на
правом полушарии мозга Пенфильд работал скальпелем. Поскольку мозг не имеет
болевой чувствительности, то отпадает необходимость в наркозе. Больной
разговаривал с хирургом, рассказывал о своих ощущениях. И
вдруг... “Профессор, я отчетливо вижу лицо моего
друга юности... Бог мой, а вот и целая картина, как в цветном кино... И тоже
знакомая. Что-то подобное происходило со мной много лет
назад...” Просматривая “цветные кинофильмы” из
своего прошлого, пациент прекрасно осознавал, что это ему только
кажется. В дальнейшем при таких же операциях открытый
мозг во время трепанаций черепа стали раздражать слабым электрическим током. В
результате этих исследований удалось установить, что в правом полушарии имеются
зоны клеток не только зрительного анализатора, но и слухового, обонятельного,
тактильного и других, раздражение которых приводит к появлению соответствующих
ощущений. Так была установлена асимметрия
мозга. Функции левого и правого полушарий более
определенно были выявлены следующим образом. При подготовке к операции на мозге
в ряде случаев в сонную артерию, снабжающую кровью одно из полушарий, вводят
снотворное вещество. Когда “усыпленное” полушарие перестает “работать”, все
психические функции регуляции берет на себя бодрствующее. В это время за
человеком не только нужно наблюдать, но и обследовать его психические функции с
помощью различных тестов. Однако как при раздражении электротоком участков
мозга, так и проба со снотворным охватывает только одно полушарие. Это
обстоятельство не дает возможности сравнить психические функции правого и левого
полушарий у одного и того же человека. Выход из создавшегося положения был
найден. Около пятидесяти лет назад, когда еще не было
аминазина и подобных ему лекарств, психиатры для лечения ряда психозов стали
применять электрошок (и хотя сегодня имеется в распоряжении психиатрии множество
лекарственных препаратов, этот метод до настоящего времени применяется при
лечении некоторых заболеваний). Электроды обычно на голову больного накладывали
с двух сторон и производили дозированное электрическое воздействие. После
электрошока больной находился в бессознательном состоянии, сознание возвращалось
через 1—2 часа. В дальнейшем электроды стали накладывать только на одну сторону
головы. Они не утратили лечебного эффекта, но процедура протекала мягче и
переносилась больными легче. Это объясняется тем, что
электрошоком угнетается только одно полушарие, второе же остается активным.
После одностороннего шока человек воспринимает окружающие его предметы,
эмоционально реагирует и мыслит только одним полушарием. Это подтверждается и
записями биопотенциалов головного мозга. На электроэнцефалограмме четко
прослеживается, что одно полушарие “спит” глубоким сном, другое находится в
“бодрствующем” состоянии. При проведении курса
лечения, состоящего из 8—12 сеансов, электроды стали накладывать то на правую,
то на левую сторону головы. Это дало возможность сравнить поведение человека в
обычном состоянии с поведением в “право”- и “левополушарном”
состоянии. На основании клинических наблюдений, а
также результатов исследований с помощью различных методик ученым удалось
создать обобщенный образ условно названного “лево”- и “правополушарного”
человека. “Левополушарный” человек легко вступает в
беседу, точно воспринимает смысл слов и много говорит. Даже болтлив. Однако
голос становится глухим, гнусавым, иногда лающим. Начав фразу тихим голосом, он
может в конце перейти на крик. Логические и эмоциональные паузы из речи
исчезают. В разговоре он и сам утрачивает способность понимать значение речевых
интонаций собеседника, не узнает хорошо знакомые мелодии. По существу, у него
нарушается восприятие сложных
звуков. “Левополушарный” человек оказывается
беспомощным при выполнении тестов, требующих восприятия фигур и ориентации в
предметном мире. Но функции абстрактного мышления у него не только сохранены, но
даже несколько утрированы. Он легко и логично оперирует понятиями, очень быстро
и надолго запоминает слова, но не способен удержать в памяти предъявляемые
геометрические фигурки и различные картинки. Им правильно называется больница,
номер палаты, в которой он находится. В тоже время он дезориентирован,
поскольку не может узнать палату, найти
туалет. Настроение “левополушарного” человека по
сравнению с обычным состоянием улучшается. Он становится приветливым,
общительным, веселым и даже эйфоричным. В отличие от
“левополушарного”, у “правополушарного” человека словарный запас резко снижен,
но голос сохраняет все тембровые оттенки. Хотя он узнает окружающие его предметы
и легко пользуется ими, не всегда может вспомнить, как они называются. Поэтому
охотнее объясняется жестами и мимикой. Несмотря на то, что слова воспринимаются
им с большим трудом, он хорошо отличает эмоциональные оттенки, что недоступно
“левополушарному”. Прослушав мелодию, он легко и свободно напоет ее. По если
попросить его классифицировать звуки или предметы, то эти задачи для него
окажутся непосильными. У него нарушена память на слова, но в то же время
конкретно образное мышление по сравнению с обычным состоянием усиливается. И это
отмечается не только в экспериментах по “выключению” из работы левого полушария,
но и в клинических наблюдениях за художниками и музыкантами, у которых в
результате заболеваний (например, инсульта) частично не функционировало левое
полушарие. Так, венгерский скульптор и художник Бени Ференци перенес острое
нарушение кровообращения левого полушария, сопровождающееся потерей речи и
правосторонним параличом ноги и руки. В последующем он стал рисовать и лепить
левой рукой. Тематика и стиль его картин сохранили черты, бывшие до болезни,
скульптурные работы не только достигли прежнего качества, но стали даже
оригинальнее. У “правополушарного”, так же как и
“левополушарного”, человека происходит сдвиг эмоций, но только в противоположную
сторону. Он мрачен, пессимистически оценивает свое состояние и предъявляет массу
жалоб на самочувствие. По сути, это два антипода. Но,
как и в жизни, люди с противоположными характерами, дополняя друг друга, нередко
образуют хорошо совместимые пары, так и совместная работа двух полушарий у
здорового человека обеспечивает качественно новый уровень психического отражения
действительности и регуляции поведения. Как и в диаде людей, кто-то из них берет
на себя роль лидера, так и в целостной работе мозга одно из полушарий становится
доминантным. Таким образом, наблюдения и исследования показали, что у человека
конкретно-образное мышление (первая сигнальная система) локализуется в правом
полушарии, а логическое, абстрактное мышление, осуществляемое на основе речи
(вторая сигнальная система),— в левом. Преобладание правого полушария создает
художественный тип человека, а левого —
мыслительный. Сделав экскурс в проблему
асимметричного функционирования полушарий мозга, мы можем ответить на вопрос:
почему “духи”, “невидимки”, “посторонние” воспринимаются людьми как бестелесные
существа. Все дело в том, что эти иллюзорные
переживания в результате эмоционального напряжения и развития гипнотических фаз
формируются в левом полушарии. Понятие “человек”, как абстракция, не имеет
конкретно-чувственных атрибутов, поскольку их нет во второй сигнальной системе.
Это обстоятельство и не позволяет оформиться представлению “другого”,
“постороннего” в четко воспринимаемый галлюцинаторный образ, а только дает
возможность абстрактно и эмоционально переживать присутствие кого-то. В то же
время сохранность логического мышления и отсутствие чувственно воспринимаемых
образов создает двойную ориентировку. Поэтому в приведенных нами случаях люди, с
одной стороны, знали, что посторонних рядом с ними нет, а с другой—они не могли
отделаться от неприятных, эмоционально тягостных переживании. Все вышесказанное
позволяет “призраки-невидимки” отнести к обманам сознания, сняв с них покров
таинственности.
ПРИШЕЛЬЦЫ ИЗ МИРА
ФАНТАЗИЙ
“В своей книге “Тайны
психики без тайн” Вы пишете, что мозг человека воспринимает с помощью органов
чувств только реально существующие вокруг нас предметы, звуки и запахи. Когда же
люди видят ангелов или чертей, слышат их голоса, то Вы утверждаете, что это
эйдетические представления или галлюцинации. Но ведь в обычной жизни нет людей с
крыльями или рогами, от которых исходит небесное сияние или огонь и дым геенны.
Пастор же нашего прихода во время проповеди объяснил, что неземным обличием
видений, являющихся праведникам и грешникам, доказывается, что существует
потусторонний мир, из которого и приходят неземные пришельцы”.
Из письма
читателя.
Действительно, “пришельцы” из
потустороннего мира являются в различных видениях. Посланники ада, как правило,
в образе черного человека с рогами, хвостом, копытами, со страшным лицом и
длинным носом, козлиной бородкой и т. д. Ангелы — в белых одеяниях, с крыльями,
сияющими нимбами вокруг головы. Но дает ли это право утверждать о неземном
происхождении этих образов? Нет. И вот почему. В
течение жизни человек накапливает информацию, в виде образов и мыслей, понятий,
хранящихся в памяти. Одним из существенных свойств
памяти является возобновление, репродукция, восстановление в максимально
возможном приближении копии какого-либо объекта, события и т. д. Например, когда
вы встречаете знакомого, которого вы могли забыть, на вас может сначала
воздействовать внутренний сигнал “знакомости” благодаря звуку его голоса,
улыбке, манере разговора. Почти сразу же механизм памяти вам даст “матрицу” для
сравнения. Если мгновением раньше вы не могли обрисовать образ этого человека,
то теперь вы отмечаете мельчайшие изменения, замечаете, что его движения
замедленны, волосы, увы, поредели, плечи ссутулились. Иными словами, сравниваете
настоящее, с прошлым. Пенфильд считает, что сравнивающе-истолковывающая кора
височной доли управляет отбором и активацией небольших “клочков” прошлой
сознательной жизни, в которой этот человек был когда-то в фокусе вашего
внимания, делает возможным развертывающийся процесс, при котором прошлое
переживается, как бы ни было оно разбросано во времени, отбирается и становится
доступным для настоящего. Необходимо подчеркнуть, что
воображение — это процесс отражения реальной действительности, но в новых,
неожиданных, непривычных сочетаниях и связях. Если
психические процессы, протекающие в мозге, недоступны непосредственному
наблюдению, то работу воображения легко можно проанализировать, обратившись к
мифам, результатам изобразительного искусства и художественного
творчества. Уже на ранних этапах развития живописи
прослеживается наклонность первобытных художников человеческие и животные формы
связывать в один цельный образ. В древнеегипетском, греческом, индийском
искусстве мы находим в избытке “сплавление” участков тела человека с различными
животными в образах сфинксов, кентавров, фавнов, грифов и других
чудищ. Внешний облик черта, если так можно сказать,
“канонизировался” в древнегреческом мифе, согласно которому красавица богиня от
бога Гермеса родила ребенка с козлиными ногами, длинной бородой и рогами. Мать
испугалась его вида и убежала, а отец отнес новорожденного младенца на Олимп.
Боги на Олимпе так развеселились при виде забавного младенца, что назвали его
Пан (“Пан” по-гречески означает “весь”, “всеобщий”), потому что он доставил им
великую радость. Когда Пан вырос, то он перестал веселить, а наводил только
страх. Далее в мифе говорится, что во время сражения он навел ужас на персов,
которые в страхе убежали с поля боя. (Кстати, отсюда произошло слово “паника”.)
Скульптуры и живописные полотна с изображением Пана, исполненные великими
художниками и скульпторами, во множестве хранятся в знаменитых музеях и
картинных галереях. Этот прием, в котором художники
эпохи Возрождения использовали библейские мифы, в психологии получил название
“аглютинация” (в дословном переводе — склеивание). Так, например, нидерландский
живописец Иеронимус Босх в своей картине “Искушение св. Антония” по-своему
истолковал библейскую легенду, в которой говорится: “И вот разрушилась стена, и
демоны явились в виде змей, львов, быков, волков, скорпионов, леопардов и
медведей — и все угрожали, и все рычали”. В центральной части триптиха напротив
Антония художник изобразил сидящего “Гриля” — фантастическое существо, состоящее
только из человеческой головы и ног. На заднем плане по небу пролетает демон
верхом на розовой рыбе. Другим воздушным кораблем стал гигантский лебедь,
опутанный корабельными снастями. В нижней части
картины по воде движется процессия нечистой силы. Ее возглавляет странный
всадник: его голова — колючка чертополоха, а птичье туловище, из которого растут
две руки и два крыла, переходит в человеческие ноги. Всадник сидит на “коне”
задом наперед. “Конь” состоит из огромного кувшина с ногами лошади. Рядом со
всадником на огромной мыши, покрытой алой попоной, едет женщина. Ее телом
является полое дерево, руки — сучья дерева, а вместо ног — хвост
русалки. Советский искусствовед А. М. Матвеев
считает, что Босх трактует библейский сюжет согласно теории “обмана чувств”, по
которой дьявол и демоны могут вводить в заблуждение людей, заставляя их ощущать
то, чего не существует на самом деле. Искушения, которые преследуют Антония,
показаны как видения, кошмары. Таким способом силы ада решили во что бы то ни
стало отвратить от бога его праведную душу. Приемом
аглютинации пользуются и писатели, создавая сказочные, фантастические образы.
Вот небольшой отрывок из фантастической повести Н. В. Гоголя
“Вий”: “И вдруг наступила тишина в церкви;
послышалось вдали волчье завывание, и скоро раздались тяжелые шаги, звучащие по
церкви; взглянув искоса, увидел он: ведут какого-то приземистого, дюжего,
косолапого человека. Весь он был в черной земле. Как жилистые, крепкие корни,
выдавались его засыпанные землею руки и ноги. Тяжело ступал он, поминутно
оступаясь. Длинные веки опущены были до самой земли. С ужасом заметил Хома, что
лицо было на нем железное...” Несмотря на
фантастичность художественных образов, созданных процессом воображения, при
тщательном рассмотрении их можно увидеть, что все элементы, из которых они
сотканы, взяты из жизни, почерпнуты из прошлого опыта и синтезированы в процессе
творчества. Агглютинация используется и в техническом
творчестве. Например, в танке-амфибии соединяются качества танка и лодки; в
аккордеоне — фортепиано и баяна; в аэросанях — самолета и
саней. Чтобы не создалось у читателя упрощенного
представления о художественном и научном творчестве как конструировании “избушки
на курьих ножках”, необходимо сказать, что Наташа Ростова, Родион Раскольников,
Иван Телегин, Григорий Мелехов, Клим Самгин п другие не являются результатом
простого “склеивания” личностных свойств и качеств разных людей. Образ,
создаваемый творческим воображением писателя, обобщает живые впечатления от
множества конкретных людей, с которыми в течение жизни встречается художник. О
том, как создаются литературные типы, А. М. Горький говорил: “Они строятся,
конечно, не портретно, не берут определенно какого-нибудь человека, а берут
тридцать-пятьдесят человек одной линии, одного ряда, одного настроения и из них
создают Обломова, Онегина, Фауста, Гамлета, Отелло и т. д. Все это — общие
типы... Если вы описываете лавочника, так надо сделать так, чтобы в одном
лавочнике было описано тридцать лавочников, в одном попе—тридцать попов, чтобы
если эту вещь читают в Херсоне, видели херсонского попа, а читают в Арзамасе —
арзамасского попа...” Воображение художника только
заканчивает процесс изучения, отбора материала и окончательно формирует его в
образ. Этот процесс воображения свойствен не только художникам, но и всем людям.
Следовательно, в каких бы обличьях ни являлись ангелы и демоны, в них нет ничего
того, чего бы не существовало в реальном
мире. Нередко можно услышать такой вопрос: “Почему
одним людям видятся ангелы, святые, а другим — дьяволы и другая нечистая
сила?” Причин здесь несколько. Но одной из
существенных является эмоциональное состояние каждого конкретного человека.
Именно эмоции оказывают большое влияние на
восприятие... Особенно четко эту закономерность можно
увидеть в картинах художников. Например, картина И. И. Левитана “Владимирка”
наполнена скорбным лирическим чувством.1 Ее замысел возник в
результате воздействия на художника воспоминаний, связанных с этой дорогой. О
том, как менялось восприятие пейзажа от изменения настроения, рассказывает
знакомая Левитана С. П. Кувшинникова: “Однажды, возвращаясь с охоты, мы с
Левитаном вышли на старое Владимирское шоссе. Картина была полна удивительной
тихой прелести. Длинное полотно дороги белеющею полосою убегало среди перелесков
в синеющую даль. Вдали на ней виднелись две фигурки богомолок, а старый
покосившийся голубец (голубец — крест с кровлей.— В. Л.) со стертою дождями
иконою говорили о давно забытой старине. Все выглядело таким ласковым, уютным. И
вдруг Левитан вспомнил, что это за дорога... —
Постойте. Да ведь это Владимирка, та самая Владимирка, по которой когда-то,
звеня кандалами, прошло в Сибирь столько несчастного
люда. Спускается солнце за степи, Вдали золотится
ковыль, Колодников звонкие цепи Взметают дорожную
пыль... И в тишине поэтической картины стала чудиться
нам глубокая затаенная грусть. Грустными стали казаться дремлющие перелески,
грустным казалось и серое небо. Присев у подножья голубца, мы заговорили о том,
какие тяжелые картины развертывались на этой дороге, как много скорбного
передумано было здесь, у этого голубца...” Эти
переживания и позволили создать Левитану столь впечатляющее, овеянное
гражданской скорбью произведение о поколениях прекрасных русских людей,
поплатившихся каторгой за преданность народу. Глядя на пустынную дорогу, мы
словно видим бредущих политзаключенных, слышим кандальный
звон. Иными словами, мы заговорили об эмоциях,
которые отражают физиологическое состояние человека, представляют собой реакцию
организма на внутренние или внешние раздражения и имеют ярко выраженную
субъективную окраску. То, что эмоции оказывают значительное влияние на
восприятие окружающей действительности, ход мыслей, свидетельствуют эксперименты
с вживленными тончайшими электродами в глубины мозга для лечебных целей. Так,
один больной, страдающий тяжелой депрессией, объяснял свои слезы неизлечимой
болезнью отца, в которой он якобы повинен. Получив незаметно для него
электрическое раздражение зоны положительных эмоций в глубинах мозга, больной
вдруг прекратил прежние разговоры и стал обсуждать план обольщения одной
женщины. На вопрос врача, почему у него изменился образ мыслей, он ответил, что
этот план возник у него внезапно. Эмоциональные
состояния влияют и на память, о чем говорят следующие наши наблюдения. Так, на
шестой день сурдокамерного эксперимента испытуемый Г. явно находился в тоскливом
настроении. По условиям опыта он каждый день вскрывал конверт, в котором
содержалось задание провести репортаж на ту или иную тему. В тот день ему
предлагалось рассказать что-нибудь смешное. Однако испытуемый, характеризующийся
как пунктуальный и исполнительный человек, категорически отказался выполнить
психологический тест. По окончании испытания Г. так объяснил причину своего
отказа: “Предложение рассказать смешное не соответствовало моему настроению, что
представлялось совершенно неприемлемым и неуместным. Ничего веселого вспомнить
не удалось. В голову лезли не смешные, а скорее грустные
воспоминания”. Испытуемый Ю. по своим индивидуальным
особенностям был человеком с циклически сменяющимися эмоциональными состояниями
— от угнетенного до приподнятого, жизнерадостного настроения, при явном
преобладании последнего. В первый день пребывания в сурдокамере до техническим
причинам был сорван один из важных экспериментов. Со своей стороны Ю. делал все
от него зависящее, чтобы этот эксперимент состоялся. По данным непосредственного
наблюдения за испытуемым (мимика лица, тембр голоса” двигательная активность и
др.), в тот день он находился в меланхолическом, подавленном состоянии. Через
пару дней его настроение улучшилось, и он успешно проводил эксперимент,
сорвавшийся не по его вине в первый день
исследования. По завершении сурдокамерного
исследования, отвечая на конкретно поставленный вопрос об испытаниях первого
дня, он совершенно неожиданно для всех достаточно подробно рассказал, как он
успешно провел эксперимент, который, как уже говорилось, был сорван. Серьезность
обстановки, значимость сурдокамерного испытания для дальнейшей судьбы
испытуемого и непричастность его к срыву пробы полностью исключали умышленный
обман. Мы пришли к выводу, что на фоне приподнятого настроения успешно
повторяющийся эксперимент в дальнейшем сгладил впечатление о срыве в первый
день. Полгода спустя, находясь в плохом настроении, он неожиданно вспомнил о
неудавшемся эксперименте. Из приведенных наблюдений
видно, как у испытуемых память избирательно включила оптимистические или
пессимистические воспоминания, искажая репродуцируемую
информацию. Эмоции, существенно влияя на восприятие,
мышление, воображение и память, в какой-то степени предопределяют и характер
галлюцинаторных образов мистического содержания. Для примера приведу фрагмент из
беседы с ветераном Великой Отечественной войны Н. В. Колосниковым после
атеистической лекции, прочитанной мною в Доме культуры одного рабочего поселка:
“На фронте я заболел туберкулезом легких и был демобилизован. Здоровье мое
ухудшалось. Однажды ночью я долго не мог заснуть. Думал 6 скорой смерти. Жалел,
что умираю не по-солдатски. Неожиданно я почувствовал легкое дуновение ветра.
Подумал, что это открылась форточка. Повернулся и увидел в лунном свете дьявола
в облике человека. На его черном, как сажа, лице очень выделялись белые клыки,
торчащие кверху, горящие фосфорическим светом глаза. На голове у него была
немецкая каска. Меня охватил страх, так как я подумал, что уже умираю и за мной
пришел посланец ада. До этого я был неверующий. На фронте никогда не вспоминал
бога, хотя мог быть убит в любой момент. Но тут я стал произносить обрывки
молитв и вспомнившиеся заклинания, которым в детстве научила мать. Дух исчез. С
этой ночи я обратился в веру и стал молить бога о своем спасении. Мои молитвы
дошли до святого отца, он внял им, и я
поправился...” В дальнейших наших беседах удалось
выяснить следующее. В детстве Николай Васильевич жил в степной деревне Полуямки
в 20 километрах от бора. Однажды, когда он возвращался с отцом на лошади из
леса, их застала зимняя ночь. Вначале они услышали вой волков, затем увидели
светящиеся фосфорическим светом глаза хищников. Волки растерзали двух собак,
которые сопровождали их, отец с сыном чудом спаслись. При этом мальчик испугался
и некоторое время не мог говорить. Перед войной, будучи уже молодым человеком,
он уехал на Дальний Восток, где работал на лесозаготовках. Как-то на охоте он
ранил крупного кабана, который нанес ему травму клыками. Во время войны был
разведчиком. Ночью, выполняя задание, он совершенно случайно лицом к лицу
столкнулся с фашистом. Забыв об оружии, вцепился ему в горло руками. То же самое
сделал немец. Лежа на земле, они не выпускали друг друга из смертельных объятий.
“Лица я не видел,— рассказывал Колесников,— а видел только каску. В тот
момент страха не было, думал только, как задушить фашиста. Но потом, лежа в
землянке, вспомнил об этой борьбе, у меня началась дрожь, выступил холодный
пот”. Мы уже говорили, что галлюцинация дьявола
появилась в тот момент, когда больной переживал состояние тревожности, вызванное
мыслями о скорой смерти. Анализируя образ дьявола, легко увидеть, что он был
скомпонован из восприятии, которые в прошлом сочетались с пережитым страхом.
Общий вид дьявола— фашист в каске; светящиеся фосфорическим светом глаза—глаза
волков; белые клыки, торчащие кверху,— клыки кабана. Под влиянием отрицательных
эмоций на фоне туберкулезной интоксикации эти фрагменты были извлечены из
памяти, преобразованы воображением и предстали в образе посланца из
ада. Галлюцинаторные образы ангелов, архангелов,
святой девы и других святых, как правило, появляются в состоянии религиозной
экзальтации, которая по своему характеру приближается к
эйфорическому. Таким образом, это “пришельцы” не из
потустороннего мира, а из мира фантастики, творцами которого вольно или невольно
являются сами люди.
РОЖДЕННЫЕ
ТИШИНОЙ
“Беспокою Вас вот по
какому поводу. Я работаю лаборантом в крупной фотолаборатории. В последние
месяцы к концу смены я начинаю видеть различные миражи. То лица знакомых и
незнакомых людей, то какие-то картинки. А несколько дней назад увидела
Чебурашку. Он сидел, как птица, на красном фонаре и просил закурить каким-то
писклявым, противным голосом. У меня появились мысли, не заболела ли я.
Поделилась своей тревогой с подругами по работе. Оказалось, что и у них бывают
подобные видения, а одна ез наших старейших работниц говорит, что тут замешана
нечистая сила. Не знаю, шутит или говорит всерьез. Я в это не верю. Объясните,
почему привидения появляются у нас только на работе, а дома и в других местах
ничего подобного ни у меня, ни у моих подруг не бывает?”
Из письма
читательницы
К психиатрам нередко
обращаются с аналогичными жалобами работники кинофабрик, лабораторий фотоателье
и киностудий, которым приходится в течение всей смены находиться в полумраке или
в полной темноте. Некоторые из них, как и подруга нашей читательницы,
усматривают в этих необычных психических состояниях проявление мистического. В
чем же здесь дело? Для нормального функционирования
психики необходим известный минимум раздражителей, воздействующих на органы
зрения, слуха и т. д., которые называют рецепторами. Как показывают наблюдения
над людьми, находящимися в экстремальных условиях, при нехватке нервных
импульсов, идущих от рецепторов, появляется потребность в раздражителях. Эту
потребность с психологической точки зрения можно сопоставить с голодом.
“Зрительное желание отличается от голода, жажды, сладострастия,— писал
основоположник отечественной физиологии и психологии И. М. Сеченов,— лишь тем,
что с томительным ощущением, общим всем желаниям, связывается образное
представление”. Небезынтересно, что люди, испытавшие
потребность в ощущениях, сравнивают свое состояние с голодом, а удовлетворение
этой потребности — с насыщением. Вот что рассказывают полярники, космонавты и
испытуемые о потребности в сенсорных
ощущениях. Журналист В. М. Песков: “Особенно
скучает человек по зрительным образам, когда находится в длительном санном
походе. Но вот люди возвращаются на станцию; их кормят, дают помыться и сразу
показывают фильмы сколько они хотят. В течение нескольких часов они смотрят
фильмы: три-четыре, пока не насытятся”. Полярник
П. С. Кутузов: “Ужасно хочется видеть зелень, чувствовать ее запах, слышать
треск кузнечиков, птиц, даже лягушек, лишь бы
живых”. Космонавт А. Г. Николаев: “В
космическом полете по земным привычным звукам, явлениям и ароматам мы поистине
сильно скучали. Иногда все это земное чувствовали, слышали и видели во
сне”. Участник годичного гермокамерного эксперимента
А. Н. Божко: “Закрываю глаза и, кажется, чувствую запахи земли, леса, слышу
пение птиц. До чего же хочется увидеть солнце, выкупаться в реке, побродить по
лесу, по лугам”. Как показали экспериментальные
исследования, в ответ на недостаточность внешних впечатлений и эмоциональных
переживаний активизируются процессы воображения, которые определенным образом
воздействуют на образную память. Один из наших испытуемых в своем отчете после
длительного сурдокамерного исследования рассказывал: “В первую ночь я отметил
некоторые, я бы сказал, романтические образы. В частности, с койки в верхнем
зеркале отчетливо представилось смотровое окно — такой черный овал. В нем два
отверстия, в которых освещены два глаза (снизу серпики света). И на вас смотрит
маска с глазами. Глаза чуть светятся. Фантомас или, вернее, не Фантомас, а
что-то близкое к русскому народному
фольклору”. Активация воображения проявлялась и в
том, что испытуемые “видели” в салфетках, комках ваты причудливые образы.
Используя куски проволоки из вышедших из строя электрофизиологических датчиков,
они начинали мастерить различные игрушки. Заметив это, мы стали “подбрасывать” в
сурдокамеру до начала эксперимента чурбачки, замысловатые корни деревьев. Вот
отрывок из отчета одного из испытуемых: “В первые дни этот корень не вызвал у
меня никаких эмоций. Когда я его стал рассматривать на третий день эксперимента,
он мне показался весьма забавным. Воображению рисовались какие-то животные,
которые карабкаются на дерево. Спустя некоторое время я отчетливо увидел двух
обезьян, которых преследует хищный дракон и большая кошка. Может быть, пантера
или рысь. Я настолько хорошо видел этих животных, что высвободить их с помощью
ножа не представляло для меня больших
затруднений”. При чтении художественной литературы у
некоторых людей воображение в условиях сенсорной недостаточности непроизвольно
воссоздавало такие яркие образы, что порой у них было впечатление, что “как
будто прокручивается фильм”. Как “оживают” образы в процессе чтения книг, мы
можем составить представление из рассказа М. А. Булгакова: “И все-таки книжку
романа (“Белая гвардия”.— В. Л.)мне пришлось извлечь из ящика.
Тут мне начало казаться по вечерам, что из белой страницы выступает что-то
цветное. Присмотревшись, щурясь, я убедился в том, что это картинка. И более
того, что картинка эта не плоская, а трехмерная. Как бы коробочка, и в ней
сквозь строчки видно: “горит свет и движутся в ней те самые фигурки, что описаны
в романе... С течением времени камера в книжке зазвучала. Я отчетливо слышал
звуки рояля... И вижу я острые шапки, и слышу душу раздирающий свист. Вот бежит,
задыхаясь, человек. Сквозь табачный дым я слежу за ним, я напрягаю зрение и
вижу: сверкнул сзади человека выстрел, он, охнув, падает навзничь, как будто
острым ножом его ударили в сердце. Он неподвижно лежит, и от головы растекается
черная лужица...” Эти феномены относятся к
эйдетизму (“эйдос” от греческого “образ”), то есть разновидности образной памяти
При эйдетизме образы в процессе работы воображения достигают большой степени
яркости и проецируются вовне В экспериментах по изоляции, проводившихся
исследователями в США, Канаде в 50-х годах, один из испытуемые “увидел”
процессию белок, марширующих по снежному полю с мешками через плечо. Второй —
обнаженную женщину, плавающую в пруду. Иногда степень
влияния эйдетических представление на психическое состояние настолько велика,
что испытуемые вынуждены бороться с ними. Так, во время прохождения
сурдокамерного исследования одному из испытуемых было предложено в часы,
отведенные для занятия физическими упражнениями, оставаясь с наложенными
электродами для записи физиологических функций в кресле и, не двигаясь, мысленно
не только “проигрывать” привычные для него комплексы упражнений (гимнастика,
плавание, бег и др.), но и воображать соответствующие движения, всю ситуацию
занятий. По мере увеличения времени пребывания в
сурдокамере при регистрации физиологических функций во время мысленного
проигрывания физических упражнений выяснилось, что пульс и дыхание по своему
характеру все больше приближались к реакциям, соответствующим реальным
физическим нагрузкам, о которых думал испытуемый. В отчетах он сообщал, что при
взвешивании до и после “физических упражнений” он теряет в весе за 30 минут от
100 до 130 г. На седьмые сутки эксперимента испытуемый отказался от проведения
указанных сеансов. По выходе из сурдокамеры свой отказ он объяснил тем, что
яркость представлений окружающей обстановки “физических занятий” стала достигать
такой степени, что у него появились опасения за свое психическое здоровье и
возможность довести эксперимент до
конца. Эйдетические представления возникают и в
условиях географической изоляции. Так, например, во время плавания в одиночестве
на плоту через Атлантический океан английский моряк В. Виллис рассказывает, что
временами “как бы из пустоты” появлялись яркие образы матери и жены. “Говорили
они,— пишет он,— совершенно отчетливо и спокойно, всегда по очереди. Я ясно
различал выражение лица и позу говорящей”. С
подобными необычными психическими состояниями сталкиваются и космонавты во время
длительных полетов. В дневнике космонавта В. Н. Волкова мы находим следующую
запись: “Слежу за приборами, иногда бросаю взгляд через иллюминаторы на
летящую в темноте Землю. В шлемофонах характерное потрескивание эфира... Внизу
летела земная ночь. И вдруг из этой ночи донесся лай собаки. Обыкновенной
собаки, может, даже простой дворняжки. Показалось? Напряг весь свой слух...
точно: лаяла собака... И потом... стал отчетливо слышен плач ребенка. И какие-то
голоса. И снова — земной плач ребенка”. Радисты
наземных станций по управлению полетом, прослушивая эфир на этих же волнах,
никакого лая собаки и плача ребенка не
слышали. Появление эйдетических представлений в
условиях сенсорного (чувственного) “голода” связано со сложной перестройкой
динамики взаимоотношений первой и второй сигнальной систем, т. е. левого и
правого полушарий. В данном случае они в какой-то мере компенсировали
чувственные ощущения и поэтому расцениваются психологами как защитные реакции
организма. Этот вывод подтверждается самонаблюдениями людей, находящихся в
экстремальных условиях. Так, полярник В. Л. Лебедев
пишет: “Одно из открытий, которое человек может
сделать в Антарктике,— это открытие ценности воспоминаний. Воспоминания в жизни,
надолго лишенной событий и впечатлений, обладают силой воздействия. Память, как
горб верблюда, оказывается хранилищем пищи, в данном случае необходимой для
поддержания высокого духа, яркие и приятные воспоминания
тонизируют”. Яркие эйдетические образы часто
возникают у композиторов, художников,
писателей. Французский композитор Ш. Гуно о своем
творческом процессе рассказывал: “Я слышу пение моих героев с такой же ясностью,
как и вижу окружающие меня предметы, и эта ясность повергает меня в род
блаженства... Я провожу целые часы, слушая Ромео, или Джульетту, или француза
Лоренцо, или другое действующее лицо, и верю, что я их целый час
слушал”. , Английскому художнику Д. Рейнольдсу для
создания портрета нужен был только один сеанс работы с оригиналом. В дальнейшем
он работал по памяти. “Когда передо мной являлся оригинал,— объяснил он,— я
рассматривал его внимательно в продолжении получаса, набрасывая время от времени
его черты на полотно; более продолжительного сеанса мне не требовалось. Я убирал
полотно и переходил к другому лицу. Когда я хотел продолжать первый портрет, я
мысленно сажал этого человека на стул и видел его так ясно, как если бы он был
передо мной в действительности; могу даже сказать, что форма и окраска были
более резкими и живыми. Некоторое время я вглядывался в воображаемую фигуру и
принимался ее рисовать; я прерывал свою работу, чтобы рассмотреть позу,
совершенно так же, как если бы оригинал сидел передо мной, и всякий раз, как я
бросал взгляд на стул, я видел человека”. Если кто-нибудь из посетителей студии
случайно оказывался между пустым креслом и художником, то он обращался с
просьбой отойти в сторону, чтобы не заслонять
“натурщика”. Писатель И. А. Гончаров: “Лица не дают
покоя, пристают, позируют в сценах, я слышу отрывки их разговоров, и мне часто
казалось, прости господи, что это я не выдумываю, что все это носится в воздухе
около меня, и мне только надо смотреть и
вдумываться”. Хотелось бы особо отметить, что многие
художники и писатели для активации творческого воображения и вызывания
эйдетических образов прибегали к самоизоляции. П. И.
Чайковский во время творческой работы нуждался в полном уединении и тишине. “В
течение нескольких часов,— писал он,— я не должен видеть ни души и знать, что и
меня никто не видит и не слышит”. Психолог Г. Я.
Трошин в работе “Пушкин и психология творчества” ссылается на воспоминания
близких поэта: “Смерть любил по ночам писать... Встанешь ночью, заглянешь в
кабинет, а он сидит, пишет и устами бормочет, а то так перо возьмет в руки и
ходит и опять бормочет. Утречком заснет и тогда уже долго спит”. Об этом же
свидетельствует и сам поэт.
Мой голос для тебя и ласковый и томный. Тревожит позднее
молчанье ночи темной. Близ ложа моего печальная свеча. Горит; мои
стихи, сливаясь и журча,
Текут...
О. Бальзак мог работать
только ночью с наглухо занавешенными окнами: “Только к вечеру мозг
обогащается полными мыслями. Все приходит в движение, начинается восхитительная
и бешеная работа. Отсутствие зрительных впечатлений позволяет расти в сумерках
всем чудовищным образам, родившимся за день. К ночи они становятся огромными и
самостоятельными”. Давайте вернемся к нашим
испытуемым, которые в условиях сенсорной изоляции не только вырезали из дерева
статуэтки, но и занимались литературным творчеством. Вот что рассказывает
космонавт Г. Т. Береговой: “По графику мое личное время. Я стругаю ножом
мягкую, податливую липу и думаю о своем будущем. Вместе со мной вторгается в
космос и мое прошлое. Ведь именно оно привело меня в сурдокамеру, где я стругаю
липу и веду бой с одиночеством, тишиной и сенсорным голодом. Может быть, именно
сейчас самое время вспомнить его, вглядеться в себя,| чтобы знать, что берешь с
собой, готовясь покинуть Землю... Может быть, в этом скрывалась еще одна из
причин того, что, даже выстругивая в минуты досуга из куска липы “ЯК”
(самолет, на котором воевал он.—В. Л.),я стремился осмыслить
пройденный путь”. | После полета Береговой
опубликовал автобиографическую книгу “Угол атаки”, первую часть которой он
назвал “10 дней и вся моя жизнь”. За 10 дней, проведенных в сурдокамере, он
продумал этот основной раздел своих мемуаров. Когда
испытуемые выходили из сурдокамеры, они с изумлением признавались, что совсем не
подозревали у себя способностей к рисованию, литературному и поэтическому
творчеству, что не ожидали такого желания выговориться, поразмыслить,
поработать, как говорится, в новом жанре. Они отмечали также, что в процессе
творчества у них исчезало эмоциональное напряжение и наступала своеобразная
разрядка. Столь подробно мы остановили ваше внимание,
читатель, на воздействии сенсорной недостаточности и одиночества на психику
человека не случайно. С давних времен для “общения” с потусторонними силами
мистики специально на длительное время уединялись в кельях, подземельях, скитах,
пустынях и других местах. На основании вышесказанного можно было бы
предположить, что у них тоже усиливается процесс воображения, и они, проникая в
суть явлений, начинают творить, создавая духовные ценности. Но это оказалось не
так. И вот почему. При длительном нахождении в
условиях сенсорной недостаточности и одиночества эйдетические образы
превращаются в галлюцинации, являющиеся признаком развития психического
расстройства. Примером перехода эйдетического образа в галлюцинаторный может
служить самонаблюдение английского моряка Слокома, который в конце прошлого века
на яхте “Спрей” в одиночестве совершил кругосветное путешествие. Плавание
длилось три года. Этот отважный моряк однажды,
отравившись брынзой, не мог управлять яхтой. Он привязал штурвал, а сам лег
спать в каюте. “Когда очнулся,— рассказывал Слоком,— сразу понял, что “Спрей”
плывет в бушующем море. Выглянув наружу, я, к моему изумлению, обнаружил у
штурвала высокого человека... Можно представить, каково было мое удивление! Одет
он был как иностранный моряк, широкая красная шапка свисала петушиным гребнем
над левым ухом, а лицо было обрамлено густыми черными бакенбардами. В любой
части земного шара его приняли бы за пирата. Рассматривая его грозный облик, я
позабыл о шторме и думал лишь о том, собирается ли чужеземец перерезать мне
горло; он, кажется, угадал мои мысли. “Синьор,— сказал он, приподнимая шапку,— я
не собираюсь причинить вам зло... Я вольный моряк из экипажа Колумба и ни в чем
не грешен, кроме контрабанды. Я рулевой с “Пинты” (одно из судов Колумба.— В.
Л.) и пришел вам помочь... Ложитесь, синьор капитан, я буду править вашим судном
всю ночь”. В условиях тишины, мрака и одиночества
у отшельников и затворников — людей, религиозно настроенных, появляются
зрительные и слуховые галлюцинации мистического
содержания. Таким образом, при общности
психофизиологических механизмов возникновения и методических приемов вызывания
необычных психических состояний у художников и мистиков имеются и существенные
отличия. Если эйдетические представления художников, управляемые творческим
воображением, ведут к созданию духовных ценностей, отражающих события реального
мира, то неуправляемые галлюцинаторные переживания религиозных фанатиков уводят
людей от реальности, служа тем самым мракобесию, силам
реакции. Что же касается работников кинофабрик,
киностудий, фотоателье и других специалистов, которые долгое время находятся в
условиях сенсорной недостаточности, то у них возникают эйдетические образы. Их
можно расценивать как компенсаторные реакции в ответ на отсутствие световых,
звуковых и других раздражителей.
УЛЫБКА ЧЕШИРСКОГО
КОТА
“Нередко со мной происходят
странные явления. Когда я ложусь спать, то при свете ночника в постели с
открытыми глазами начинаю видеть, как оживают рисунки на обоях. Они как бы
выходят наружу, становятся объемными и даже шевелятся. В другой раз на обоях
появляются разные рожицы, а иногда и чертики с рожками. Они скалят зубы,
подмигивают, высовывают языки”. “Однажды утром я
проснулась и в открытую дверь, ведущую в коридор, увидела отчетливо повешенным
моего отца. Я страшно испугалась. Но оказалось, что это на вешалке висел его
плащ. В другой раз, тоже утром, увидела, как из шифоньера вышел незнакомый
мужчина. Не успела закричать от страха, как видение исчезло”.
Из писем
читателей
Необычные психические
видения, о которых рассказывается в этих письмах, возникают в период засыпания
или пробуждения. Эти видения называются гипнагогическими представлениями
(гипнагогический — от греч. вызванный сном), которые появляются в дремотном
состоянии. Сразу надо сказать, что гипнагогические представления бывают и
мистического характера. Примером может служить рассказ верующей Н.: “В
комнате полусвет-полутьма; влево от меня стоит совсем близко фигура, неплотная и
телесная; шириной, как человеческая; закрыта черным сукном с пелериной, как с
крыльями; головы и лица не видно. Чувствую, что меня охватил ужас, схватываю
Евангелие и кресты — сатана не исчезает; читаю молитву — обет, встряхиваю
головой, сатана исчез”. Но вернемся к
гипнагогическим представлениям, попытаемся объяснить причины их возникновения. У
первого космонавта Юрия Гагарина при проведении различных исследований (в сурдо-
и барокамерах, при парашютных прыжках и вращениях на центрифуге) была обнаружена
высокоразвитая способность расслабляться даже в короткие паузы, отводимые для
отдыха. Он мог заснуть, не успев донести головы до подушки, самостоятельно, как
от толчка, проснуться в заданный срок и сразу же включиться в
работу. В отличие от космонавта № 1 не все люди так
быстро засыпают и пробуждаются. У них при засыпании объекты реальной
действительности начинают все менее и менее отчетливо восприниматься, как бы
растворяются, и человек погружается в сон. При пробуждении — наоборот. Сонные
грезы еще задерживаются, и человек постепенно начинает воспринимать окружающий
мир. Две формы пробуждения и засыпания можно сравнить
с волшебной способностью Чеширского кота из сказки Льюиса Кэрролла “Алиса в
стране чудес”. Помните, волшебный кот мог появляться и исчезать, когда ему
вздумается. Иногда он делал это постепенно: исчезал плавно, и последнее, что
оставалось от него, это была его улыбка, которая в виде “остаточного свечения”
еще какое-то время “висела” в воздухе. В просоночном
состоянии реальная действительность не просто исчезает, “растворяется”. Правда,
еще какое-то время она доходит до сознания, но воспринимается уже извращенно,
смешиваясь с сонными грезами. Этот переход детально описал Л. Н. Толстой в
романе “Война и мир”. Пятнадцатилетний Петя Ростов
находится в партизанском отряде Денисова. Он только что вернулся из разведки и
дремлет, сидя на фуре. “...Ожиг, жиг, ожиг, жиг...— свистела натачиваемая
сабля (казаком Лихачевым.— В. Л.). И вдруг Петя услышал стройный хор музыки,
игравшей какой-то неизвестный, торжественный гимн... Музыка играла все слышнее и
слышнее. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы — но лучше и
чище, чем скрипка и трубы,— каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще
мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и
все они сливались... то в торжественно-церковное, то в ярко-блестящее и
победное”. Музыкальные образы возникают сами
собой. В этом смысле они похожи на сон. Но Петя еще не спит, он дремлет, и
поэтому он еще может управлять течением образов. “Он попробовал руководить этим
огромным хором инструментов. “Ну, тише, тише, замирайте теперь”. И звуки
слушались его. “Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее”. И из
неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные
звуки”. Именно в промежуточной фазе между
бодрствованием и сном, а не во время сна можно наблюдать изолированные четкие
восприятия, не сложившиеся еще в сновидения. Они не сопровождаются чувством
чужеродности, навязчивости и не ведут к пробуждению. Обычно образы, возникающие
в дремотных состояниях, из-за их скоротечности не запоминаются. Их можно
регистрировать, выработав навыки самонаблюдения и постепенного
“ступенчатообразного” засыпания и пробуждения. Вот одно из самонаблюдений
психолога А. М. Халецкого, который посвятил несколько десятилетий изучению
особенностей дремотного состояния сознания: “Стараюсь преодолеть сонливость,
непрерывно наблюдая за ходом своих мыслей, за зрительными и слуховыми
восприятиями. Как обычно, упускаю момент нарушения сознания. Восстанавливаю в
памяти только что виденное. В светлом пятне, точно в облаке, появилась фигура,
совершающая прыжок. В этот момент я знал, что фигура прыгает со стены или крыши
третьего этажа. Само здание мысленно виделось под прыгающей фигурой. Хорошо
помню, что видел здание, хотя взгляд не был на него направлен. Еще через 2
минуты вижу ноги мальчика в высоких чулках и шароварах желтого цвета (туловища
не вижу). После сделанной записи вижу знакомую женщину, неподвижную, как
портрет. Я исследую ее давление крови. На столе яблоко, то самое, что ел за
полчаса до сна”. Появление гипнагогических
представлений И. П. Павлов объяснял развивающимся торможением в клетках коры
полушарий головного мозга при засыпании, которое нарушает обычное для состояния
бодрствования соотношение сигнальных систем в пользу первой. Это проявляется в
оживлении представлений (часто они достигают степени непосредственных
впечатлений), в то время как в бодрствующем состоянии хранящиеся в памяти образы
тормозятся второй сигнальной системой. При
постепенном пробуждении сонное торможение “покидает” кору полушарий головного
мозга, после чего появляется отчетливое восприятие окружающего мира и ясное
понимание происходящего. В самонаблюдении психофизиолога Ф. П. Майорова, много
лет изучающего сон и сновидения, можно отчетливо проследить этот
процесс: “Проснулся рано утром и поразился тому,
что в комнате около зеркального шкафа стоит какая-то девушка. При внимательном
разглядывании объекта иллюзия моментально исчезла: на высоком стуле висели
дамский жакет и шляпа, а ножки стула были приняты за ноги девушки”.
При насильственном пробуждении в просоночном
состоянии может иллюзорно восприниматься человек, который будит спящего, или его
голос. И опять откроем ; страницы романа Л. Н. Толстого: “Все соединилось?—
сказал себе Пьер.— Нет, не соединить. Нельзя соединить! мысли, а сопрягать все
эти мысли, вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо!” —с внутренним
восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими словами выражается то, что он
хочет выразить, и разрешается весь мучивший его
вопрос. — Да, сопрягать надо, пора
сопрягать. — Запрягать надо, пора запрягать, ваше
сиятельство! Ваше сиятельство,— повторил какой-то голос,— запрягать надо, пора
запрягать...” Это уже был реальный голос кучера., который наслоился
на сонную мысль Пьера при пробуждении. Герой романа
Л. Толстого, вспоминая свои просоночные рассуждения, знал, что они были
впечатлениями этого же дня, и в то же время был убежден, что кто-то вне его
говорил ему о них. Никогда наяву, как ему казалось, он не мог так ясно выражать
свои мысли. Для раскрытия механизмов просоночных
состояний эвристическую роль сыграла запись биотоков мозга —
электроэнцефалография, впервые примененная на людях в 1929 году австрийским
психиатром Гансом Бергером. Выяснилось, что биотоки бодрствования резко
отличаются от ритмов сна. А в 1937—1938 гг. английские ученые Лумис, Хорвей,
Хабарт, Девис попытались систематизировать и описать электроэнцефалографические
кривые сна. Надо отметить, что работа была настолько добротна, что за последние
годы в их классификацию вносились лишь несущественные дополнения. Ученые
выявили, что засыпание происходит как бы по ступенькам различных стадий сна /I —
расслабленное бодрствование; II — дремота; III — сон средней глубины; IV —
глубокий сон). Если в начальный момент засыпания (расслабленное бодрствование)
преобладают колебания так называемого альфа-ритма (8—13 колебаний в секунду), то
с углублением сна появляются колебания тета-ритма (4—7 колебаний в секунду) и
дельта-ритма (0,5—3 колебания в секунду). За каждой картиной биопотенциалов
мозга стоят реальные гипнотические фазы, о которых мы уже говорили. Пробуждение
идет ступенчатообразно, только теперь в обратном порядке. Более подробно о
стадиях сна можно прочитать в научно-популярной книге советского профессора А.
М. Вейна “Бодрствование и сон”. Скорость спуска и
подъема по этим ступенькам зависит как от индивидуальных особенностей человека
(темперамент и др.), так и от различных внешних причин. Так, например, когда
увеличивается время пребывания в условиях сенсорной изоляции, ритм сна —
бодрствования нарушается, что приводит к “застреванию” той или другой
гипнотической фазы на какой-либо из ступенек. Здесь
необходимо сказать, что при развитии гипнотических фаз могут появляться
гипнагогические представления, которые, как правило, бывают скоротечны и
человеком забываются. При нарушениях же процесса засыпания они как бы попадают
“в поле внимания” и оставляют глубокий след в памяти. Для иллюстрации приведем
выдержки из дневников двух испытуемых, проходивших исследование в условиях
сурдокамеры. Испытуемый Б.: “Только начал
“проваливаться” в бездну сна — вновь эта музыка. Теперь я более внимательно
начал прислушиваться к ней. Это была какая-то заунывная, довольно приятная
мелодия, очень похожая на японскую музыку, которая то уходила на очень высокие
ноты, то опускалась на самые низкие. Причем ее характер былкакой-то
неземной; она походила на ту музыку, которую сейчас воспринимают как
космическую, или же ту, которую представляют в виде красок и изменения гаммы
цветов... В следующий раз (через день или два) эти слуховые галлюцинации я нашел
схожими с органной музыкой в помещении с хорошей акустикой... Мелодия была
торжественная и очень, очень близкая моему сердцу. В следующий раз у меня в
органную музыку влились голоса хора мальчиков — мелодичные, высокие, переходящие
даже на пискливые тона. Честно говоря, я не очень люблю голоса мальчиков, а
выступление хора Свешникова у меня всегда ассоциируется с чем-то неполноценным.
А тут музыка вызвала у меня довольно положительные эмоции, хотелось ее все время
слушать, слушать и слушать... Но сон, вероятнее всего, прервал это
наслаждение...” Испытуемый Т.: “Уже целый
месяц я слышу в нашей абсолютно звуконепроницаемой камере по ночам, в полной
тишине, голоса, музыку, пение Козловского, хор, визг, завывание, возню животных
в вентиляционной трубе... Я лежал с открытыми глазами, стараясь отогнать
звуковые привидения,— ничего не получилось”. Такие необычные психические
состояния, возникшие у испытуемых при переходе от бодрствования ко сну, и были
обусловлены “застреванием” парадоксальной и ультрапарадоксальной гипнотических
фаз. То, что музыкальные образы развились на фоне указанных гипнотических фаз,
подтверждалось не только записями биопотенциалов мозга, но и характером
гипнагогических представлений. В обычных условиях
органная музыка и хор мальчиков у испытуемого вызывали только отрицательные
эмоции. Появление их в период засыпания говорит об оживлении “нежелательных”,
заторможенных, но становящихся парадоксально приятными музыкальными образами. О
развитии ультрапарадоксальной фазы в период засыпания наиболее отчетливо говорит
следующая запись В.:“Но вернусь к моему сну. Эти странные явления со
слуховыми галлюцинациями (иначе я не могу назвать) продолжаются по-прежнему. Вот
вчера, засыпая, я опять услышал органную музыку на тему русских народных песен в
такой фантастической вариации, что просто поразительно, как можно выдумать такие
музыкальные образы. Затем все это перешло в траурную песню... В конце в музыку
влились голоса мальчиков, и на душе стало так блаженно, что просто диву даешься.
И это от такой-то песни!!! Вот же чертовщина какая напала на
меня”. Несмотря на то, что эти представления были
непроизвольны, мы относим их к гипнагогическим, так как они вызвали у испытуемых
критическое отношение. В большинстве случаев
галлюцинации возникают при нервно-психических заболеваниях. Но они могут
появляться и у здоровых людей при выраженной тревожности и других эмоциональных
состояниях. Их можно вызвать и специальными приемами. Одним из них является
лишение сна. Лишение сна в наши дни используется
наиболее реакционными режимами ряда государств как средство получить сведения у
политзаключенных, а также для того, чтобы сломить их психику. Вот что рассказал
член ЦК Португальской коммунистической партии Педро Соариш, когда он вышел на
свободу после свержения фашистского режима: “Меня беспрерывно мучили тем, что
не давали спать. Охраняемый агентами, я не мог ни днем, ни ночью сомкнуть глаз.
Комната была залита убийственно ярким электрическим светом. При малейшей попытке
заснуть или задремать мои сторожа стучали ящиком стола или швыряли на пол
пепельницу. На третьи сутки я стал ощущать первые результаты длительной
бессонницы, хотя и не терял еще над собой контроль. Мне стало казаться, что на
полу стали появляться трещины и темные пятна, что туч и там летают насекомые.
Фигуры охранников я видел как бы сквозь стекло, которое резко уменьшало их
размеры. Мне чудилось, что из соседних комнат до меня доносятся крики других
заключенных. Какие-то шаги и шум, сопровождающие
истязание”. Воздействие лишения сна на
психическое состояние человека изучалось и учеными в различных лабораториях
многих стран мира. В нашей стране для выяснения сохранения работоспособности
человека в аварийных ситуациях лишение сна изучалось О. Н. Кузнецовым в
сочетании с одиночеством и тишиной при длительном пребывании в сурдокамере.
Одиночество в сурдокамере и лишение сна взаимно потенциировались и довольно
быстро вызывали гипнагогпческие галлюцинации даже у прошедших специальный отбор
молодых людей. Вот как описывает это состояние испытуемый Г., участвовавший в
опытах по лишению сна продолжительностью 74 часа: “В конце режима непрерывной
деятельности я обнаружил такую способность. Сел я в кресло, в углу шумит
вентилятор... и мне почудилось, что я услыхал какую-то нотку. Нотка эта сразу
как-то ассоциировалась с песней “Горизонт-горизонт”. По сути дела, там шум
какой-то, а я в этом шуме начал прослушивать песню “Горизонт”... Вот так же мне
показалось, что я через вентилятор слышу, как тихонько играет
приемник...” Если мы присмотримся к деятельности
мистиков, то увидим, что для вызывания галлюцинаторных переживаний мистического
характера они нередко используют бессонницу. Для этого они прибегают к
изнурительным молитвам в ночное время. В состоянии измененного бессонницей
сознания они умело в проповедях и других формах вводят нужную для них
информацию, которая воспринимается без критического анализа.